Кира Муратова

Она родилась в 1934 году на территории нынешней Молдавии, в Сороках, так называют это место. До замужества носила фамилию попроще � Короткова. Проучившись всего один курс на филологическом факультете МГУ, все-таки ушла во ВГИК на режиссерский, где под руководством своих мастеров � С.А. Герасимова и Т.Ф. Макаровой проучилась вплоть до 1959 года. С 1962 года работала на Одесской киностудии режиссером-постановщиком...

Ее кино стало доходить до зрителя только в конце восьмидесятых, хотя первый свой фильм "У крутого яра" она сняла еще в 1961 году совместно со своим мужем А.И. Муратовым. "Зрительскую судьбу своих фильмов я не знаю, � говорила она. � В какой-то момент даже решила так: ну и ладно, я для архива снимаю".

Она не любит работать со звездами, потому что, по ее словам, "с ними нужно вести себя как с кошками, подстраиваться под них" и это излишнее внимание проступает потом на пленке цветными пятнами эксгибиционизма той звезды, которую снимаешь. Наверно, по этой причине Муратова предпочитает работать с актерами малоизвестными или вообще любителями.

И все же, несмотря на это, она открыла множество дарований, которые теперь считаются настоящими звездами. Первыми, конечно же, на ум приходят Нина Русланова, Рената Литвинова и Зинаида Шарко (возможно, сыгранная ею героиня "Долгих проводов" � самая сильная женская роль в советском кино: фильм снят в 1971-м, выпущен в 1987-м). Кстати, Литвинова сделала вообще, казалось бы, невозможное: помогала Муратовой как сценарист аж в двух картинах � в "Увлечениях" и "Трех историях", где и сама сыграла роль в одной из новелл, ставшей впоследствии ее "визитной карточкой". Обычно Муратова не терпит "инородного" вмешательства в свои фильмы: сама снимает, сама сценарии пишет, актеров подбирает и даже пленку монтирует � все сама. Такая вот самостоятельная женщина. Она не любит общаться с журналистами, хотя им-то она как раз очень интересна: ее имидж русской женщины-тайны, которая знает, в чем истина, притягивает к себе внимание. Отказ только усиливает интерес: получается такой невольный самопиар. Ей, например, не нравится, когда ее кино начинают разбирать по полочкам многоумные критики и рецензенты: "Только не открывайте меня, как консервную банку, а то порежете пальчики". "Что вы, что вы, Кира Георгиевна, ни в коем случае, мы только позволим себе немного рефлексии на эту тему".

Вообще все ее кино � о людях немного странных, на первый взгляд бездушных, трогательных, иногда пустых и оттого нервных. Но именно в этом мрачном наборе она и находит черты современного человека, говорящего по-русски. "Я предпочитаю снимать на русском языке где бы то ни было", � говорит она.

Она по-хорошему заряжает зрителя и кадром, и драматизмом и проблематикой. Ее кино � это постоянный конфликт между пленкой и реальностью, между актером и его персонажем, между волей автора и самим кино. Это некий метафизический сдвиг, это интересно, это то, что нужно продвинутому зрителю.

Хотя она никогда не идет на поводу у публики. Зритель в таких случаях обвиняет ее в нелюбви к людям, в мрачности и безысходности. Муратовой лишь остается стоически улыбаться или разводить руками: так уж оно и есть в жизни, я же, мол, не вру вам, вы сами, по большому счету, мало что любите, кроме самих себя...

Ее картины � постоянные участники и лауреаты международных и отечественных кинофестивалей. Ее творчество отмечают с завидной регулярностью (например, приз Fipressi на МКФ в Локарно за фильм "Долгие проводы" в 1987 году, приз "Серебряный медведь" на Берлинском МКФ за "Астенический синдром" в 1990-м и множество призов на отечественных кинофестивалях, в том числе и на последнем Выборгском фестивале "Окно в Европу" ей был вручен приз "За лучшую режиссуру" � за фильм "Чеховские мотивы"), причем иногда попадаются призы с прозрачными формулировками: "За вклад в искусство", например приз Берлинской академии искусств в 1999 году. Дело тут, видимо, не только в режиссерской самобытности. В ее картинах европейский зритель находит то, что ищет: мрачную, мокрую, холодную страну с гордым названием Россия, где живут сильные нервные женщины и их пьющие мужья, роковые медсестры-блондинки и прочие фрики. Загадка. Тайна. Рок. То, чего нет в их собственной, буржуазной жизни.

Что говорит о ее творчестве бесспорно положительно, так это то, что кино Муратовой всегда максимально отдалено от каких-то политических или идеологических высказываний, мотиваций. Если таковые и встречаются, то они весьма косвенны и не оттягивают на себя внимание зрителя. Вообще художник должен всегда быть в стороне от суеты, его дело лишь рассказывать о том, что он чувствует, как видит, а такие вопросы, "как жить народу" и т.п., не в его компетенции.

Неписаный закон техники безопасности творческого человека: не переходи грань вкуса, и тогда все будет хорошо. Муратова это понимает и заслуживает уважения хотя бы за это. Всякий, кто начинал переступать эту черту, неизменно терял чувство меры, и в картинах сразу селилась пошлость. Зато приходили деньги на кино, слава и снисходительность власти. Муратова сделала свой выбор в пользу чистого творчества, руководствуясь принципом "искусство ради искусства".

Она не пытается окультурить или отфильтровать реальность, но и не снимает то, что видит сама. Именно в этой золотой середине она находит столь важный компонент, который мы называем художественностью. Поэтому мы вправе говорить о гармонии в фильмах Киры Муратовой, никогда не работающей с податливой фактурой, никогда не ищущей легких путей и характеров. Темы ее сложны, а задачи туманны для всех остальных участников съемочной группы. Она любит красоту и стремится к ней, но при этом широко использует рецепт: "в одну бочку меда добавляем ложку дегтя, тщательно перемешиваем � получаем жизненность". Очень даже может быть, что это неверный подход, но наше дело лишь выделить момент, суть, а не давать оценку происходящему. И все-таки нужно сказать о главном свойстве ее творчества � о его женственности. Это больная тема многих творческих женщин, но без пары слов на эту тему мы никак сегодня не обойдемся.

Женственность кинематографа Муратовой � это не половой признак, а знак другого мировоззрения. Многие говорят о том, что нет мужского или женского творчества, что есть искусство, и оно существует само по себе, у него нет пола. А все-таки всегда видно, где мужик снимал, а где нет. Не в смысле, что женщины делают кино хуже (глупо вообще так рассуждать), но они делают его иначе, и не замечать этого может только человек, никогда не понимавший кино. Один мой знакомый хорошо сказал на эту тему: "Разум женщины � измененное состояние мужского сознания", правда, он имел в виду термин "измененное состояние сознания" в его сугубо психологическом смысле � и никакой метафизики.

Взгляд Муратовой пытается углубиться в каждый момент экранного времени, изучить его и если не выставить балл, то хотя бы прочувствовать каждый сантиметр этой кинореальности. Красота, умеренная натуралистичность, постоянная рефлексия по любому поводу и размытость формы � вот истоки женственности ее кино.

Кира Георгиевна пытается передать, если можно так выразиться, своеобразное пятое измерение � душу, что ли, духовность, наши ощущения, Божий мир или хаос, � как вам больше нравится. Поэтому нам и кажется ее кино таким странным: это не просто люди, не просто природа, это другой язык � киноязык чувств и ассоциаций, на котором она пытается достучаться не до нашего разума ("вот это цитата отсюда, здесь я это хочу сказать, вы поняли?" и т.п.), а до нашего сердца, которому хоть и чужды красивости и нелепые метафоры, но которое, как ни пафосно это звучит, все больше становится в наше смутное время твердым и холодным...